Сегодня мне совсем не грустно, несмотря на то, что дождь за окном и пасмурно.

Но вообще, грусть — это то, с чем я сталкиваюсь наиболее часто. Вчера я испытывала много грусти и поэтому впервые за 3 месяца написала статью. Пока у меня убирались дома, я засекла время и почти 5 часов писала небольшой по объему текст. Я сидела и смотрела в пустой монитор, и хотя внутри меня происходило много чего, снаружи было привычное молчание и тоска.

Затем я начала выдавливать из себя несвязанные между собой слова, редактируя и стирая, стирая и редактируя. О чем я хочу писать, об астрологии? Так о ней все уже давно написано, вряд ли я внесу сюда что-то новое. О себе? Это еще менее интересно.

Но как уже говорила, единственная причина, зачем я продолжаю это делать, нерегулярно и как попало, потому что заметила: если я по-настоящему вкладываюсь в текст и честно отражаю то, что нужно, на каком-то уровне этот вопрос навсегда решается для меня, и я перестаю в этом подвисать.

Такого эффекта не происходит, если я делаю кому-то гороскоп. И когда вижу, что случилось застревание, значит, мне нужно преодолеть собственный барьер и выразить это. Это моя личная сделка с Существованием. Есть темы, от одной мысли про которые, что нужно будет когда-нибудь об этом писать, становится сильно некомфортно, но, вероятно, рано или поздно, придется пройти и через такое.

Грусть сама по себе странная вещь тем, что она вялая. Это не гнев и не обида, которые обычно имеют более явную природу. Когда я жила с родителями, папа постоянно мне говорил, что я «какая-то малахольная», до сих пор не очень понимаю, что это значит, но, вероятно, он имел в виду, что я витала в облаках и вообще была мало включена в текущий контекст. И потом дальше мне постоянно было грустно, но не очень активно, то есть это не то, что создавало сверх проблему или мешало делам, но все было как-то без огонька, на автомате. Грусть как отсутствие радости.

Потом, когда мне говорили, что я грустная, я испытывала неприятное давление это скрыть, но получалось не очень. В действительности грусть и радость — одно и то же явление. Если кто-то знаком с нашей семьей, то знает, что мой муж чисто внешне — радостный человек, при этом у нас одинаковые проблемы, включая чрезмерную восприимчивость к давлению и тяжести, но мы находимся по разные стороны от этого.

В идеале, один и тот же человек, если у него в целом есть тенденция к реализации такого типа энергии (психосоматически это связано с легкими и частично с сердцем), может быть способен выражать и грусть, и радость в зависимости от ситуации. Радость может быть так же неуместна, как и грусть, но в силу воспитания и других причин мы учимся идентифицироваться с тем, что в нас поощряют и остаемся с этим потом.

В моей семье было принято сдерживать хорошие вещи, в его — плохие, поэтому каждый из нас обучен фиксироваться на том, что привычно.

Я знаю причину своей периодической грусти, но речь не про это. А про то, что у нас в обществе не принято оставлять время и пространство для условно плохих вещей. Как только тебе грустно или плохо, все сразу бросаются это исправить как некий дефект, дать совет, утешить, поддержать, отправить к психологу, сказать, почему не надо так делать и вообще, что жизнь прекрасна.

Заточенность на принудительный позитив делает нас тупыми и невосприимчивыми ни к чему, я правда так считаю, а также не дает выйти из замкнутого круга одного и того же эмоционального процесса. Ирония в том, что тот, кто не хочет знать грусть, обречен на то, чтобы постоянно ее испытывать. Невозможно никому по-настоящему сострадать или помочь, если видеть ценность только в хорошем. Негативное качество легких — это поверхность, бессознательное избегание того, что может разрушить идеальный фасад.

Происходит это оттого, что мы настолько боимся любого негатива внутри себя, что не можем выдерживать это в другом человеке, мы боимся контакта с собственной темнотой. Мы боимся, что тьма нас разрушит. Мы боимся видеть то, с чем, как нам кажется, мы никогда не справимся. И из-за этого мы не можем по-нормальному ничего интегрировать в свой опыт и пойти дальше к другим задачам.

Сейчас поощряется говорить о чем угодно, включая свои травмы, несчастное детство и сексуальные домогательства, но я вижу в этом больше эксгибиционизма, чем проживания. Из-за этого многие ощущают себя одинокими, независимо от того, сколько они вывалили про себя в социальных сетях. Они умеют говорить об эмоциях, возможно, моделировать ощущения, создавать эмоциональный образ, но это не то. В реальности они не могут разделить ни с кем, включая самих себя то, что их действительно волнует.

Я люблю грустить. В грусти есть глубина, которой нет в радости. Грусть имеет объем и фактуру, вообще, грусть доступна только умным. Грусть интимна, мало кого можно в нее впустить. Грусть высокомерна: когда я грущу, то ощущаю, что я одна во всем мире, и никто не способен понять причин этого. В конце концов, когда грустно, то можно ничего не делать, потому что апатия, и это хитрый трюк, особенно если сложно действовать или отказывать прямо.

Если отгрустить сколько нужно, в какой-то момент может открыться пространство для настоящей радости, но этот этап невозможно перескочить, если отрицать саму необходимость в целостности. Никто не знает, сколько это все займет времени, может быть, всю жизнь. Звучит, конечно, так себе, но зато уходит все напряжение по поводу того, кем я являюсь в настоящий момент и какой я должна быть.